|
|
| Александр Иванов | |
| Явление Христа Марии Магдалине после воскресения, 1835 | |
| Холст, масло. 242 × 321 см | |
| Государственный Русский музей, Санкт-Петербург |
«Явление Христа Марии Магдалине после воскресения» — картина русского художника Александра Иванова (1806—1858), оконченная в 1835 году. Она является частью собрания Государственного Русского музея в Санкт-Петербурге (инв. Ж-5263). Размер картины — 242 × 321 см[1][2][3].
Когда картина была закончена, она с успехом экспонировалась сначала в Риме, а затем, в середине 1836 года, в Петербурге. За неё Императорская Академия художеств присвоила Иванову звание академика. Успех этой картины позволил художнику продлить срок его пребывания в Италии, и она послужила важным подготовительным этапом на пути к созданию главного произведения его жизни — полотна «Явление Христа народу», над которым Иванов работал в 1837—1857 годах[4].
«Не прикасайся ко Мне», Новый Завет:
|
Картина представляет собой двухфигурную композицию, написанную в натуральную величину: слева — Мария Магдалина, а справа — Иисус Христос. Согласно евангельскому сюжету, изображён момент, когда Мария Магдалина узнаёт воскресшего Христа, который жестом правой руки останавливает её порыв, говоря ей: «Не прикасайся ко Мне, ибо Я еще не восшел к Отцу Моему»[4][5].
Фоном для картины Александр Иванов выбрал парк виллы д'Эсте в Тиволи — это место находилось недалеко от Рима. В письме к своему отцу, художнику Андрею Иванову, он писал: «Письмо ваше я получил по приезде из Тиволи, где написал этюды столетних кипарисов, украшающих сад дука д'Эсте для картины моей „Иисус и Магдалина“; таким образом, околичность у меня теперь кончена, и я принимаюсь за окончание фигур»[6].
При подготовке к созданию образа Христа на Иванова оказали существенное влияние два скульптурных произведения. Одно из них — изображение Христа, созданное датским скульптором и художником Бертелем Торвальдсеном, который в то время жил и работал в Риме. Другое произведение — известная статуя Аполлона Бельведерского. Кроме этого, Иванов делал зарисовки с других античных скульптур, а также с работ таких мастеров как Джотто ди Бондоне, Фра Анджелико, Леонардо да Винчи, Фра Бартоломео и Рафаэль[7].
В альбомах Иванова, хранящихся в Государственной Третьяковской галерее, есть несколько рисунков головы Христа, сделанных им с различных точек зрения на основе скульптуры Торвальдсена, над которой тот работал в 1820—1830-х годах. Полагают, что это послужило первоначальной схемой, избранной художником для изображения головы Христа на будущей картине[6].
Композицию полотна Александр Иванов подробно обсуждал в переписке со своим отцом, которому он летом 1834 года послал «чертежи» будущей картины. Андрей Иванов писал ему, что «…мне кажется, что фигура Христа представляет слишком его спешащего…» и приводил мнение дочерей (сестёр Александра), одна из которых «нашла в фигуре Христовой, что он бежит от М. Магдалины». Александр Иванов принял во внимание эти отзывы, и в последующих вариантах картины изображал движение Христа более замедленным[6].
Много труда затратил Иванов, чтобы понять, как лучше написать белую одежду Христа. Сам художник отмечал: «Написать истинно колоритно белое платье, закрывающее большую часть фигуры в естественную величину, каков мой Христос, — право, не легко. Сами великие мастера, кажется, этого избегали. Я по крайней мере во всей Италии не нашёл себе примера»[8].
Для создания образа Марии Магдалины Иванову позировали две натурщицы. Одна из них — известная в то время «модель» Виттория Кальдони[en], которая впоследствии стала женой художника Григория Лапченко[uk]. Имя другой натурщицы, с которой Иванов писал голову и руки Марии Магдалины, осталось неизвестным[7][9].
Согласно традициям, господствовавшим в то время в Академии художеств, композиция картины была сделана похожей на скульптурную группу. Тем не менее, художнику удалось придать персонажам выразительность и показать их эмоции. На лице Марии Магдалины виден переход от печали к радости, через удивление и испуг. Чтобы довести натурщицу до такого состояния, Иванов заставлял её вспомнить что-нибудь печальное, а затем смешил её, вызывая слёзы с помощью луковицы[2]. Сам художник так описывал это в письме к своей сестре[10]:
| Ваши похвалы «Магдалине» моей выкликают меня помочь моей натурщице, с которой я работал голову и руки. Она так была добра, что, припоминая все свои беды и раздробляя на части перед лицом своим лук самый крепкий, плакала; и в ту же минуту я её тешил и смешил так, что полные слёз глаза её с улыбкой на устах давали мне совершенное понятие о Магдалине, увидевшей Иисуса. Я, однако же, работал в то время не хладнокровно, сердце мое билось сильно при виде прекрасной головы, улыбающейся сквозь слёзы. Я думаю, и моя физиономия была необыкновенная. |
В качестве пенсионера Общества поощрения художников (ОПХ) Александр Иванов в 1830 году уехал в Италию, с 1831 года жил и работал в Риме. Известно, что в 1833 году у него уже появилась идея создания монументального многофигурного полотна на тему «Явления Мессии народу» — об этой идее он сообщал в своём письме в Общество поощрения художников. Тем не менее, сперва художник решил попробовать написать более простую, двухфигурную композицию, и в начале 1834 года он приступил к работе над картиной «Явление Христа Марии Магдалине», которая тем самым послужила важным подготовительным этапом на пути к созданию будущего полотна «Явление Христа народу»[4][10][11]. К тому же эта картина должна была стать отчётной работой для Общества поощрения художников, на средства которого Иванов был послан в Италию[6].
Картина «Явление Христа Марии Магдалине» была закончена в декабре 1835 года и выставлена в мастерской художника. Одним из посетителей был А. В. Тимофеев, который так отозвался о картине: «„Явление Спасителя по Воскресении Магдалине“, сюжет, над которым трудились многие живописцы: но что в этой картине особенно хорошего, — положение Спасителя, — Это — Бог! Величие, кротость, уверенность, благодать, святость, могущество. Картина эта прекрасна»[4].
В мастерской Иванова побывали и другие художники. В частности, Бертель Торвальдсен чрезвычайно высоко отозвался о картине и мастерстве её автора. В письме к своему отцу, художнику Андрею Иванову, Александр Иванов рассказывал: «На мою картину смотрели более художники. Торвальдсен в особенности объявил всем своё о ней довольство. Это лестно! Заслужить похвалу Торвальдсена нелегко. Купить её нельзя ни деньгами, ни подлостью»[10]. Похвалил картину и итальянский художник Винченцо Камуччини, который в целом не вполне доброжелательно относился к творчеству Иванова[6].
В начале 1836 года картина демонстрировалась на выставке в Капитолийских музеях, где, кроме неё, также экспонировались работы русских живописцев Ореста Кипренского и Михаила Лебедева, а также немецких художников Августа Риделя и Франца Людвига Кателя[de]. Как писал сам Иванов, «я подверг её вниманию публики, и тут, сколько можно было заметить, картина моя не терялась, стоя в ряду ярких пёстрых картинок tableaux de genre»[12].
В мае того же 1836 года полотно было отправлено в Петербург. Несмотря на хорошие отзывы, которые картина получила в Риме, Александр Иванов серьёзно беспокоился о том, как она будет принята в Петербурге. В частности, Иванов просил выставить её в «полутонной» зале, которая освещалась бы с высоты, чтобы этот свет «помогал сюжету, то есть чтобы похож был на утреннюю глуботу или казался бы самым ранним утренним, в каковой час Спаситель явился Магдалине у гроба». Своему отцу Андрею Иванову он советовал, что картину нужно вставить в золотую раму и «затянуть грубым зелёным полотном со всех сторон от рамы на аршин так, чтобы не беспокоили её никакие картинки»[7].
Опасения художника были напрасными — в Петербурге картина была оценена очень высоко. Отец писал ему, что он напрасно беспокоился о раме и прочих вещах — такая картина «берёт собственною своею силою всё, производит сильное впечатление на душу зрителя по чувствам, в ней изображённым». А художник Алексей Егоров, у которого Александр Иванов учился в Академии, похвалил её коротко, но ёмко: «Какой стиль!»[7].
За эту картину 24 сентября (6 октября) 1836 года Императорская Академия художеств присвоила Иванову звание академика. Сам художник, не стремившийся к подобным званиям, так прокомментировал это в письме к отцу: «Как жаль, что меня сделали академиком, моё намерение было никогда никакого не иметь чина. Но что делать, отказаться от удостоения значит обидеть удостоивших»[12].
Общество поощрения художников преподнесло картину императору Николаю I, и она была помещена в Русскую галерею Эрмитажа[12]. В 1897 году картина была передана из Эрмитажа в создаваемый в то время Русский музей императора Александра III (ныне — Государственный Русский музей), где она и находится до сих пор[1].
В Государственном Русском музее также находится одноимённый эскиз этой картины (холст, масло, 29 × 37 см, между 1833 и 1835, инв. Ж-3857), поступивший туда в 1917 году из собрания Михаила Боткина[1].
Ещё один одноимённый эскиз этой картины, приобретённый Павлом Третьяковым в 1877 году, находится в Государственной Третьяковской галерее (холст, масло, 43,5 × 60,4 см, 1834, инв. 2510)[13][14]. Там же находятся два этюда для этой картины — «Голова Христа» (холст, масло, 55,4 × 44,8 см, 1834, инв. 7989) и «Голова Марии Магдалины» (холст, масло, 65 × 56 см, 1834, инв. 7975), поступившие из коллекции Козьмы Солдатёнкова в 1901 году по его завещанию[13][15][16].
|
Явление Христа Марии Магдалине после воскресения (эскиз, 1834, ГТГ)
|
Голова Марии Магдалины (1834, ГТГ)
|
Голова Христа (1834, ГТГ)
|
Отдавая дань высокому мастерству художника в изображении одежды и других деталей, критики, тем не менее, отмечали излишнюю статуарность персонажей, в особенности Христа, фигуру которого сравнивали с творениями скульптора Бертеля Торвальдсена. В частности, художник и критик Александр Бенуа в книге «История русской живописи в XIX веке» писал[17]:
| Картина эта — «Явление Христа Магдалине» — действительно показала всё его умение в наготе и драпировках, от неё веет ледяным холодом. Торвальдсеновский Христос, шагающий в застывшей театральной позе, засушенный, точно награвированный пейзаж, робкая живопись, огромный труд, потраченный на второстепенные вещи, вроде выписки складок, — вот что, во-первых, бросается в глаза, и лишь всматриваясь, видишь в голове Магдалины нечто такое, что показывает, до какого понимания трагического дошёл уже в то время Иванов, каким он стал сердцеведом, как глубоко мог перечувствовать до слёз умилительный рассказ Евангелия. |
Искусствовед Нина Дмитриева в своей работе «Библейские эскизы Александра Иванова» также отмечала, что «в выражении лица Магдалины, увидевшей живым того, кого она считала мёртвым, в её улыбке сквозь слёзы проступала тема радостного потрясения, блеснувшей надежды, доминирующая в психологическом решении задуманной большой картины». При этом, продолжала она, «фигура Христа, поставленная в позу Аполлона Бельведерского, трактована слишком академически, да и лицо незначительно». Несмотря на это, «„Явление Христа Магдалине“ всем очень понравилось и произвело фурор в Петербурге»[18].
